Игорь Крутой: Меня поторопились похоронить заживо

– Игорь Яковлевич, почему ваш последний диск вышел аж в 2003 году?
– Три месяца назад я выпустил альбом инструментальной музыки «...без слов...», третья часть.

– Не великоват ли перерыв между второй частью и третьей?
– Ну вы же хитро задаете вопрос. Хотите спросить, почему я не работал и меня не было в телевизоре?

– Попали в точку.
– Потому, что у меня было противостояние с «Первым каналом». Это случилось после моей «Фабрики звезд-4» (Крутой был продюсером телепроекта. – Ред.). К этой войне подключились еще несколько медийных подразделений, например «Русская Медиагруппа» («Русское радио» и др.). Результат – в эфир «Первого» не ставили не то что меня – даже исполнителей, поющих мои песни. Канал довел ситуацию до маразма. Позже усилиями Сергея Кожевникова (гендиректор «Русской Медиагруппа». – Ред.) в радиоэфир стали ставить мои песни.

С той травлей, что была вокруг меня, я много сил растерял. Была апатия, никаких движений в душе, чтобы творить. Это моя огромная творческая неприятность. Мягко выражаясь, мне было не до музыки. Садясь за инструмент, надо что-то чувствовать, надо пропускать все через эмоции. Так вот, в сложившейся обстановке внутри меня все умерло. Поэтому я ничего и не выпускал.

– Один ваш товарищ признался мне, что несколько лет назад вы были очень больны.
– Было такое 8 лет назад. Я тогда сильно заболел. Наши врачи разводили руками, не зная, как лечить. Что там говорить, друзья и недруги просто хоронили меня тогда. В клинике Нью-Йорка мне сделали сложнейшую операцию. И вот именно там меня узнал кто-то из русских. Они даже проникли в палату. Я лежал слабый, без слез не взглянешь. Тут же информация о моем состоянии разлетелась. На следующий день моим родным уже звонили и спрашивали, на каком кладбище меня будут хоронить.

– И как вы отреагировали?
– Мне стало жутко. Так и представил, что будет, когда я умру. Рано или поздно это случится, но не хотелось бы, чтобы скоро. Не дождутся!

– Вы потом вычислили, кто распространял эти слухи?
– Нет. А зачем?

– Чтобы знать врагов в лицо.
– Мне это не нужно. Но таких людей, которым бы очень хотелось, чтобы это стало правдой, вокруг оказалось достаточно. Да, кстати, пока лежал в клинике, на мой номер позвонил Иосиф Кобзон. Он опешил, когда я сам снял трубку: «Подтверди, что это ты!» Подтвердил, а он ведь тоже поверил слухам, испугался за меня.

– Чувствуется, в шоу-бизнесе с друзьями негусто. А чем сейчас занимается ваш товарищ Александр Серов? Вы с ним начинали, а сейчас он куда-то пропал.
– Он не хочет сниматься. Прошли те времена, когда мы с ним рвались в разные передачи, концерты. Дрожали, чтобы не вырезали мою песню в его исполнении. Это все для него позади.

– А за что он теперь переживает?
– Что его сольный концерт в Кремле, записанный для телетрансляции, целый год лежал «на полке». Его не хотели показывать. И это притом что Саша до сих пор один из самых профессиональных, востребованных артистов. Его творческие вечера проходят с переаншлагами.

– Еще бы! Ведь он – русский Том Джонс.
– Дело не в этом, а в том, что его место до сих пор так никто и не занял. Если кто-то сейчас замечательно поет, про него говорят: «Поет, как Серов». В прошлом году Саша приехал на «Новую волну» в Юрмалу. Но только я знаю, скольких усилий, уговоров стоил этот визит. Саша живет в своем мире, в который особо никого не пускает. Может быть, с этим миром не все будут согласны, но он его устраивает. И уж точно в этом мире нет места пиару.

– А какая слава была…
– Я знаю всю его жизнь. Он получил огромную славу и, несомненно, достоин ее. Но, может быть, тогда Саша не был к ней готов. Закон жизни – это закон подлости. Человек, готовый к славе, ее никогда не получит. Везет обычно людям неготовым. И вот тут самое сложное – грамотно ею распорядиться.

– А вы были готовы к своей славе?
– Нет у меня такой славы. Хотя грех жаловаться, человек узнаваемый. Вот я вчера пошел с малышкой на Поклонную гору. А там выпускники. Как начали бегать ко мне за автографами, фотографироваться со мной, мою Сашу называть по имени…

– И как дочь отреагировала?
– Никак не могла врубиться, что происходит. Спрашивает: «А почему они с тобой фотографируются?»

– Не осознает, что ее папа – знаменитый композитор?
– Нет. Однажды пришла с улицы и говорит: «Мне во дворе подружка сказала, что ты композитор. Это правда?» «Правда», – ответил я.

– Кем же она сама хочет стать?
– Саша тут мне заявила, что хочет лечить животных. Значит – ветеринаром. Хорошая профессия.

– А животные у нее есть?
– Даже два. Собаки – йоркширский терьер и кокер-спаниель.

– Руки у музыкантов – самое главное. Драться не приходилось?
– Душа – самое главное. А драться… бывало.

– И пальцы не берегли?
– Я не такого уровня исполнитель, чтобы беречь их. Даже Спиваков в молодости дрался, боксом занимался.

– Схватки во дворе сродни схваткам на поле шоу-бизнеса?
– Нет. В шоу-бизнесе все жестче.

– А жену Ольгу завоевывать с кулаками не приходилось?
– Вам рассказать, как я завоевывал свою супругу? Это было быстро. Сразу решил, что женюсь, как только увидел. У нас еще никаких отношений не было, а я ей уже предложение сделал. Я шел ва-банк. Сразу ей задал вопрос: «Будешь моей женой?» А она тут же согласилась.

– Против смены фамилии тоже не возражала?
– Нет. С легкостью поменяла. Мало того, говорила: «Меня всю жизнь считали крутой, а теперь я ею буду еще и официально».

– Вы, как человек здравомыслящий, что думаете о нездоровом ажиотаже вокруг Евровидения?
– А почему нездоровом? Во-первых, победителей не судят. Второе: на этой волне патриотизма каждая победа рассматривается восторженно – и в спорте, и в кинематографе, и в литературе. Настало время побед. И что в этом плохого? Я, например, недавно был в «Метрополитен- опера», смотрел «Бал-маскарад». После каждой арии в исполнении Дмитрия Хворостовского в зале были овации. Меня переполняло чувство гордости.

– А что вас привело в «Метрополитен-опера»?
– В ближайшее время мы с Дмитрием будем делать совместный проект.

– Не обидно, что на Западе плохо знают русскую поп-музыку?
– Ее популяризации мешают еще и субъективные причины. Ну не поют на Западе на русском языке! Это мы можем запеть на английском, что и сделала Алсу. Она с детства жила в Лондоне, английский ей – как родной. Но даже у нее там что-то не срослось. Мое ощущение, что тамошние продюсеры пытались делать из нее новую Бритни Спирс, а она по энергетике – современная Анна Герман. Наш первый успех – «Тату». Но они сразили мир не музыкой, а эпатажем. Что касается Сергея Лазарева – это артист №1 на сегодняшний день. У него огромный потенциал. Из молодых в нашем шоу-бизнесе есть, к сожалению, всего лишь два профи – Лазарев и Билан.

– Но у них и образование соответствующее.
– Конечно. Гнесинка, Школа-студия МХАТ. А взять Алексу. Я ее родителям еще сразу после «Фабрики» сказал: «Ей надо учиться, поступить хотя бы в ГИТИС. Надо ходить в театры, на выставки, много читать». Когда человек наполняется, ему уже есть что сказать. Алекса не прислушалась к моим советам.

12 лет назад мне привели Ани Лорак. У нее уже была одна известная песня, голос был не хуже, чем сейчас, но внутри – пусто. Она не понимала, о чем поет. Просто любовалась своим голосом и внешностью. А то, что я увидел на Евровидении, меня приятно поразило. Ани превратилась в очень хорошую артистку, которая знает, о чем поет. Поэтому я с огромным удовольствием пригласил ее в этом году на «Новую волну».

– Вы ведь и на «Фабрике» искали прежде всего таланты.
– «Фабрики» – это инкубаторы со своим потолком, выше которого не прыгнешь. В неволе талант не проявится. Поэтому я дал ребятам на своей «Фабрике» большую свободу. Там был такой разгул, даже секс под камерами. Ничего страшного в этом я не вижу. Для молодежи секс – это как в туалет сходить. Сейчас все намного проще.

– Ну и что же приключилось с четвертой «Фабрикой»?
– Она не стала такой, как мне хотелось. Ребята в силу моего конфликта с «Первым каналом» получили на старте своей артистической биографии серьезный пинок. Проще всех выкарабкались Пьеха и Ларина. Они предали меня. Сейчас я думаю, что, если бы у меня не было этого конфликта, практически все «фабриканты» были бы суперзвездами. Я их так и подбирал.

На сегодняшний день существуют Тимати, Ира Дубцова. Закончился мой очень любимый проект «Банда». Причина распада не только в смерти Ратмира Шишкова, но еще и в амбициях Тимати и Доминика. Они никак не могли определиться, кто из них круче. Недооценен Антон Зацепин. Надеюсь, в этом году на «Новой волне» он реабилитируется.

– Говорят, у нас сейчас два мелодиста – вы и Константин Меладзе. Да еще вечный Антонов.
– Я бы пальму первенства отдал Юрию Михайловичу. А еще – великим Пахмутовой, Паулсу, Тухманову. Сам факт, что можно стоять рядом с ними в одном ряду и быть обсуждаемым – это достаточно почетно. Я не претендую на первые роли, но такое соседство для меня очень лестно.

– Что вы творческий человек, всем известно. Но то, что вы медиамагнат («Муз-ТВ», «Love радио» и др.) – эта сторона вашей биографии нешироко освещена. Почему композитор решил заняться бизнесом?
– Все мои коллеги давно занимаются бизнесом. Лайма делает кремы, продает какие-то женские заморочки. Кобзон, мне казалось, вообще в большом бизнесе. Валера Меладзе – член совета директоров банка. А бизнесменом считают только меня. Почему так? А ведь я работаю только в музыкальной сфере. В поле моих интересов попадает телевизионное продюсирование, радиостанции, конкурсы, премии…

– Не уходите от ответа. Почему вы все-таки пошли в бизнес?
– Потому что если бы в нашей стране законы работали так, как работают на Западе, шоу-бизнес был бы другим. Все время приходится с кем-то договариваться, но при этом все очень неупорядоченно. Вот поэтому я занялся продюсированием. В конце концов, и раньше были люди, занимавшиеся шоу-бизнесом, только продюсерами они не назывались.

Хотите правдивую историю? Есть такая легендарная женщина – Алла Николаевна Дмитриева. Сейчас она работает на «Песне года», а когда-то была редактором на телевидении. Так вот она, делая «Голубой огонек», накануне новогодних праздников вызвала Володю Матецкого и сказала: «Музыку будешь писать ты, стихи будет писать Миша Шабров, петь будут София Ротару и Яак Йола, песня будет называться «Лаванда». Все, иди и пиши».

– И он пошел писать?
– Да, все так и было. И разве Алла Николаевна не продюсер? Даже тогда таких профессиональных организаторов не хватало. Чтобы пробить свои песни, исполнитель должен был сам бегать договариваться насчет концертов, эфиров. На дружеской основе приходилось работать и аптекарем, и пекарем, а иногда и любовником.

– И вам доводилось любовником?
– Мне не доводилось. Но кому-то – да. На радиостанциях, на телевидении были свои люди, решавшие все вопросы. Естественно, надо было уметь общаться с такими людьми. Надо было пройти по этому «минному полю» и не растерять достоинство. На сегодняшний день все более или менее упорядочилось в шоу-бизнесе. Но при этом перестали появляться личности.

– Среди продюсеров или артистов?
– Среди артистов. В отсутствие личностей появляются подделки. Где Леонтьевы, где Ротару, где Вайкуле, где, в конце концов, Маши Распутины? Где? Для кого творить? И вообще, я думаю, что самые лучшие свои песни я уже написал… в прошлом веке. Лучше мне уже не сотворить. Наверно, не буду я больше песни писать. Ну а если буду, то, вероятно, под другой фамилией.

– Будете шифроваться?
– И не думайте, что я сейчас скажу этот псевдоним.

– Так опытный музыкант вашу музыку все равно узнает.
– Под меня и так уже очень многие пишут. Но это точно не я. 

«Собеседник».